Дочь не могла понять, почему матери не удаётся прожить на одну пенсию
— Мама, ведь многие пенсионеры спокойно живут на эти тысячи в месяц, не испытывают голода, и им на всё хватает. Они даже умудряются откладывать! Покупают подарки внукам, помогают детям. Почему ты так не можешь и постоянно жалуешься?
Наталья мысленно упрекнула себя за то, что не смогла сдержать раздражения. Но как оставаться спокойной, когда мама снова (Наталья уже сбилась со счёта, в который раз) звонит и просит деньги?
— Не надо меня с другими сравнивать! — возмутилась Анна Ивановна по телефону. — Может, они одним святым духом питаются? И вообще, почему тебя интересуют другие, а не собственная мать?
— Мама, не перегибай!
— Другим бы ты, наверное, помогла, а мне — ничего!
— Мам, хватит, серьёзно, — вздохнула Наталья.
— Ах ты, дочка, разве не стыдно? У меня на хлеб денег нет, на молоко, на яйца… Коммунальные счета тоже надо оплачивать.
— У тебя пенсия была пятнадцатого числа? Ещё и недели не прошло! Куда ты всё потратила?
— На необходимые вещи, — с важностью ответила Анна Ивановна. — Разве на эту мизерную пенсию можно прожить хотя бы неделю?
— Мама, мы тоже, знаешь, не шикуем!
— Я разве много прошу? — наивно удивилась Анна Ивановна.
— Зато постоянно! Научись соразмерять свои траты, хорошо?
— Ты меня еще учить будешь? — ахнула Анна Ивановна. — Неблагодарная!
Кто тебе жизнь подарил? Кто на ноги поставил? И вот она — твоя благодарность! Краюхи хлеба не допросишься!
— Ладно, мам, не заводись, — Наталья закрыла глаза, выдохнула. — Сейчас переведу тебе на карту, хорошо? Но только в последний раз! — Вот и спасибо, дочка, — никак не прокомментировав последнюю фразу, Анна Ивановна повесила трубку. Наталья открыла приложение банка на телефоне, перевела матери деньги. Так и знала, что этим закончится, но не спорить не могла. Дочь не понимала, почему мать не может прожить на пенсию.
В отличие от Анны Ивановны, которая всегда довольно легкомысленно относилась к деньгам, Наталья была крайне щепетильной в этом вопросе и считала каждую копейку. Регулярные просьбы матери переслать денег выводили ее из себя. Она чувствовала, что все плоды ее жесткой экономии съедаются этими постоянными безвозвратными ссудами, и после каждого телефонного разговора с матерью Наталья целый день ходила сама не своя. Каждый такой разговор обязательно переходил в словесную перепалку, победительницей из которой всегда выходила Анна Ивановна. Наталью это бесило.
Наталья давно уже вышла замуж и теперь жила в Киеве. Анна Ивановна жила в однокомнатной квартире в Виннице. Надо признать, дочь о ней редко вспоминала и редко звонила — у них были не лучшие отношения даже когда они жили вместе. Наталья вздохнула с облегчением, когда съехала от матери.
Зато Анна Ивановна вспоминала о дочери постоянно, часто ей звонила, обычно с просьбой помочь деньгами. Пенсионерка слезно жаловалась, что ей ни на что не хватает денег, что хлеб подорожал, а коммуналка выросла почти вдвое. Наталья скрепя сердце деньги отправляла.
Поначалу просьбы Анны Ивановны были относительно редкими и немного заискивающими. Но со временем они стали все более частыми и приобретали черты какого-то сбора дани или обязательного налога. Эта тенденция очень пугала прижимистую Наталью.
Наконец, после полутора лет такой нервотрепки, она решила проведать мать и выяснить, в чем же дело, непосредственно на месте.
Анна Ивановна была женщиной не без странностей. Ту характерную особенность поведения, которую она за собой и не замечала, сейчас назвали бы ониоманией, или, если проще, шопоголизмом.
Многие считают, что шопоголизм — это куча пакетов из ЦУМа, которые не помещаются в багажник «Бентли», и дорогущие шоп-туры в Саудовскую Аравию. Но предаваться скромным радостям шопоголизма можно и в розничном магазине около дома. Чем Анна Ивановна и занималась.
Суть ее невольного метода была такова: получив пенсию, Анна Ивановна составляла список самых необходимых (только самых необходимых!) покупок и, в радостном предвкушении, отправлялась в ближайший магазин. Там ее внимание неизменно привлекали большие, красные ценники, которые кричали ей: «Скидка! Скидка!! Скидка!!!» Сопротивляться таким заманчивым предложениям бедная пенсионерка не могла, да и не хотела. Список, составленный дома, забывался напрочь. В корзину летели просроченные продукты, товары «2+1», товары по акции. Предпочтение отдавалось тем товарам, на которые была больше скидка, их она брала сразу несколько штук.
Логика Анны Ивановны отличалась одновременно и своеобразной последовательностью, и совершенным абсурдом. Она рассуждала так: пусть эта покупка сейчас не нужна, но ведь никто не знает, что случится завтра. Вдруг завтра, через неделю, через две, может быть, через месяц, но она понадобится? И придется покупать втридорога! А сейчас — по скидке, выгодно же! И медленно накапливались запасы ненужных вещей в ее квартире, покрывались пылью на антресолях, в шкафах, под кроватью.
Анна Ивановна была очень горда своим мудрым, дальновидным подходом к денежным тратам. Для нее выгода такого подхода была очевидной. После каждого набега на магазин, она чувствовала, что крепко стоит на ногах и контролирует свою жизнь, а осмотр накопленного вызывал у нее приступ необычайной самоуверенности и самоуважения.
Но у такого подхода был один существенный минус — деньги заканчивались уж очень быстро. Не проходило и недели после получения пенсии, как Анна Ивановна обнаруживала, с неизменным удивлением, что она на мели. Не хватало денег на продукты первой необходимости, на тот же хлеб, не хватало на оплату коммунальных услуг. Тогда Анна Ивановна смиряла свои самоуверенность и самоуважение и звонила дочери.
Получив деньги, пенсионерка снова осматривала свои богатые запасы, и постепенно чувство собственной экономической мудрости охватывало ее вновь.
Когда Наталья позвонила в дверной звонок квартиры матери, Анна Ивановна ей долго не открывала. Наталья начала беспокоиться, вдавила кнопку звонка еще раз и долго не отпускала.
— Иду! Да иду же! — донесся приглушенный голос матери откуда-то из глубин квартиры.
Раздались звуки, как будто что-то передвигали, стук, грохот, словно что-то упало на пол. Наталья нахмурилась.
Спустя пару минут дверь открылась.
— Кто там? — Анна Ивановна высунулась наружу, щуря подслеповатые глаза и пытаясь водрузить очки на нос. — Наталья, ты, что ли? А почему не позвонила, не предупредила?
— Так ты трубку не брала. Когда тебе надо, ты… — Наталья решила не продолжать эту щекотливую тему. — Здравствуй, мам.
— Здравствуй, дочка. Проходи, чего стоишь? Только у меня немного не убрано, не обессудь.
Не убрано — мягко сказано. Наталья застыла в шоке, когда увидела, что собой представляет прихожая квартиры.
Сначала она подумала, что мать устроила генеральную уборку и стащила сюда все мешающие вещи — настолько прихожая была захламлена. Причем все вещи были какие-то разнородные, не связанные ничем друг с другом — ни формой, ни цветом, ни назначением. Как будто Наталья попала на склад магазина, в котором все перемешалось после землетрясения.
Банки дешевой тушенки были составлены в высокие башни вперемешку с банками так же дешевой краски, многочисленные пустые горшки для цветов разных расцветок были вложены один в другой, нераспечатанные, покрытые сухой серой пылью стопки постельного белья и полотенец громоздились на коробках с посудными наборами, и, казалось, готовы были обрушиться оползнем на Наталью в любой момент.
— Осторожно, не зашибись, — предупредила Анна Ивановна.
Пройдя за матерью дальше в квартиру и хорошенько осмотревшись, потерявшая дар речи Наталья убедилась, что подобный беспорядок царит везде. Вещи, вещи, вещи. Везде и повсюду, как на барахолке. Батареи рулонов туалетной бумаги выстроились вдоль стен, их подпирали шампуни и вазочки, рулоны обоев и пакеты сахара. Возле дивана нашел себе приют даже разобранный мангал. А уж флакончиков и коробочек из аптеки, заполонивших и стол, и подоконник, было вовсе не сосчитать. Когда Наталья открыла дверь небольшого шкафчика для безделушек, на нее высыпался ворох упаковок мыла.
На кухне было не протолкнуться от пластмассовых швабр, тапочек, не ношенной одежды. Плиту загромоздили коробки с чайниками из вонючей пластмассы и наборы для рукоделия.
На кухонном столе виднелись россыпи листовок и буклетов со скидками, которые обычно можно взять в супермаркетах возле кассы. Некоторые уже успели пожелтеть от времени, но Анна Ивановна их не выбрасывала, то ли руки не доходили, то ли из-за тайной гордости коллекционера.
Зрелище было одновременно и печальное, и неприятное, отталкивающее. — Мама, что это все такое? К тебе магазин какой-то переехал? — еле сдерживая гнев, спросила Наталья. — Какой магазин? А-а, нет, беспорядок просто. Вот ты бы позвонила, я бы и прибралась, а так… — зачастила Анна Ивановна. — Ты совсем больная?! — сорвалась на крик ее дочь. — Зачем это? Ты на это и свои, и мои деньги тратила? — Так ведь все задешево, со скидкой! — ахнула Анна Ивановна. — Потом где достанешь? Вот, например, знаешь, сколько средство для труб нынче стоит? А я в два раза дешевле нашла! — И зачем тебе четыре упаковки? — Вот еще, «зачем»! — оскорбилась Анна Ивановна. — Если вы, молодежь, впрок не думаете, это не значит, что я такая же! Пригодится! Сама потом просить будешь! А я не дам! Выкуси-ка! — Не буду! Да у тебя тут как бункер на случай ядерной войны, мама! — Типун тебе на язык! — грозно шикнула мать и перекрестилась. — Посмотри ты по сторонам! — бушевала Наталья. — Ты уже сама еле по квартире ходишь среди этого барахла! Это сумасшедший дом какой-то! — Вот тебе на — сумасшедший дом! — искренне удивилась Анна Ивановна. — Все же полезные вещи, не ширпотреб какой-нибудь! — Вот именно, что ширпотреб! Выкинь ты это все, разбери хлам в квартире! Смотреть страшно! — Я тебе дам — выкинуть! Выкуси-ка! — рассердилась не на шутку мать. — За все деньги уплачены! — Мои в том числе, — напомнила Наталья. — Я-то думала, тебе действительно на хлеб не хватает! Помогала, сама себе во многом отказывала! А ты тут, оказывается, собирательством занимаешься. Нет, мама, ты у меня больше денег не проси, ни копейки не дам! Ни копейки! Сама как знаешь, так и выкручивайся, когда подожмет! — Ах ты неблагодарная! Кто тебя растил, кормил, на ноги поставил… — завела вечную свою шарманку Анна Ивановна. Но Наталья, на волне ярости, в окружении этих пыльных, никому не нужных вещей, на этот раз не поддалась.
В общем, разругались вдрызг, наговорили друг другу всякого. Наталья ушла, хлопнув дверью, объявив матери, что знать ее больше не хочет. В спину ей летели упреки и аналогичные заверения.
Они не общались несколько недель, но вскоре Наталья, посоветовавшись с мужем, решила, что пора действовать и спасать мать от ее нездоровой зависимости.
Ничего лучше, чем отдать ее в дом престарелых, она не придумала. С этим предложением она и поехала в Винницу.
Анна Ивановна охотно пошла на мировую с дочерью (у нее как раз подошла к концу очередная пенсия), но о доме престарелых не хотела и слышать. Тогда Наталья решила взять ее измором. Как и обещала, она стойко отклоняла все просьбы матери прислать ей денег. Анна Ивановна звонила по нескольку раз на дню, и грозилась, и жаловалась, и ругалась, и причитала — все без толку.
Поняв, что таким образом ничего не добьётся, Анна Ивановна на некоторое время успокоилась. Окружённая своими вещами, которые дочь бессмысленно называла хламом, она обдумала ситуацию со всех сторон. Взвесив все плюсы и минусы, пенсионерка решила перебраться в дом престарелых. Ведь там за ней будет уход, всегда будет тепло и сытость, и не придётся выпрашивать деньги на хлеб.
Наталья почувствовала огромное облегчение, когда мать объявила о своём решении. Простившись со своими «сокровищами» не без слёз, старушка переехала в дом престарелых. Наталья устроила тщательную ревизию всего, что накопила мать, часть вещей продала, большинство выбросила, а то, что получше и новее, конечно, оставила себе.
Примерно через полгода Анна Ивановна скончалась. Две недели спустя, после её смерти и похорон, Наталью ожидал большой сюрприз.
Как оказалось, Анна Ивановна не забыла и не простила. Пока она, уставшая от бесполезных звонков дочери, сидела в своей захламлённой квартире и думала о будущем, ей пришла в голову одна идея.
В последний момент, в своём последнем «получай!» дочери, Анна Ивановна завещала свою квартиру государству.